У кого-то сильна тяга к сцене, например, у императора Нерона, у кого-то — тяга к власти, скажем, у канцлера Бисмарка, у кого-то — тяга к маркизе Помпадур, в частности, у Людовика ХV. А у одесситов всегда была сильна тяга в небо. Причём, они строили не только космические корабли, как наш земляк Валентин Глушко, но и воздушные шары (надо же было с чего-то начинать). А поскольку 27 августа «День украинской авиации», неплохо бы напомнить украинцам, где и с чего начиналась их авиация, кстати, и российская тоже.
Герои пятого океана
Первым летательным аппаратом в Одессе стал воздушный шар, взмывший с Сергеем Уточкиным над городом в 1907 году. Причём, это был не то чтобы первый в истории полёт вверх, а первый — не вниз, почему и попал в анналы.
Но наиболее оголтелые энтузиасты воздухоплавания собрались в Одесском аэроклубе во главе с аэронавтом-любителем Ван дер Шкруфом, по совету друзей решившим стать голландцем, а не Шкруферовичем, хотя это тоже было красиво. Желая придать Одесскому аэроклубу форму настоящего клуба, Ван дер Шкруф первым делом позаботился о форме, то есть о кожаных куртках, в которых тогда ещё ходили не бандиты, а авиаторы. Узнав, что этот товар дешевле всего в Египте, аэроклуб немедленно выехал на родину фараонов с показательными выступлениями, причём, как это принято в Одессе, выехал в своём самом полном составе — не брать же товар на глаз (товар ведь надо было примерить, пощупать, поторговаться).
Журнал «Воздухоплаватель» сообщает, что это было незабываемое для Египта зрелище. Все пирамиды были заклеены афишами:
«Одесские аэронавты в Египте! Проездом с Куликового поля на Елисейские поля! Только один полёт!».
Последнее было сущей правдой, потому что больше одного раза Ван дер Шкруфу никогда ещё взлетать не удавалось. Это понятно: энтузиасту блестяще удавался взлёт, а вот с посадкой всегда была накладка.
Итак, в тот знаменательный день пирамиды были просто усеяны зрителями. Особенно много было дам. Дело в том, что Египет ещё помнил бурную наполеоновскую оккупацию, поэтому давно никем не оккупированные дамы готовы были поднять не только шар, но и фараона из усыпальницы. Так что при виде их шар тут же поднялся на семь метров.
Вот документальная запись очевидца. Нельзя читать её без волнения: «Шар с Ван дер Шкруфом взлетел с ван дер шкрипом и целых полминуты парил над пустыней, пока, как говорят голландцы, не грохнул с ван дер шмяком».
Спасло Ван дер Шкруфа только то, что, когда оболочка шара лопнула, он, как бывалый любовник и стреляный аэронавт, с криком «Муж пришёл!» сиганул из корзины. И тут ему, наконец, повезло, так как упал он на древнего каменного Сфинкса, и с тех пор у египетского Сфинкса человеческое лицо Ван дер Шкруфа и его нечеловеческая улыбка.
Их позвало небо
В среде прожженных воздухоплавателей лучшими из лучших всегда считались те, кто больше всех падал. По этому показателю несомненное лидерство долгое время удерживал известный француз Блерио. Уж он-то падал никак не менее ста раз, причём его личный рекорд (падение с высоты 3600 метров) перекрыть не мог никто. Однако во всём этом нет ничего удивительного, просто Блерио получил хорошую подготовку: первый раз его уронила ещё кормилица, и с тех пор страх высоты у него отшибло начисто.
Но, согласитесь, что смешно было уступать французам пальму первенства в такой ерунде, как умение упасть. Поэтому, дабы поднять престиж Одессы, рекорд Блерио решил побить сам Ван дер Шкруф, сменивший к тому времени своё прозвище «Летучий голландец» на более точное — «Падучий голландец». Свой героический полёт он задумал совершить ночью над морем. Помогать Ван дер Шкруфу в этой затее взялись поручик Пилипенко и, пожалуй, самый ярый одесский аэронавт — Назар Ярый.
Ну что ж, полёт проходил традиционно. Шар стремительно набрал высоту и ещё стремительней начал её терять. Аэронавты тут же выбросили за борт, то есть в море, всё, что было в корзине. Но шар уверенно шёл вниз, или, говоря образно, шлёпался, или, говоря научно, шмякался. Тогда Пилипенко вспомнил, что есть ещё портсигар Ярого, и выбросил его, чтобы облегчить корзину. Тут и Ярый вспомнил, что это уже не первый случай, когда выбрасывают его личное имущество, и выбросил Пилипенко, чтобы облегчить душу. Но тут и Ван дер Шкруф вспомнил, что портсигар-то серебряный, и выпрыгнул вслед за ним. Наконец и до Ярого дошло, что портсигар как-никак его кровный, и тоже махнул за остальной компанией.
Оказавшись в воде, отважные аэронавты поплыли косяком, что их и спасло. Местные рыбаки приняли косяк крупных воздухоплавателей за косяк мелкой ставридки, выловили и продали аэроклубу по 40 копеек за вязку.
Когда в кассе Одесского аэроклуба накопилось 17 червонцев, золотых и чистых, как 17 юношеских лет, все поняли, что неоперившееся отрочество одесской аэронавтики сменилось окрыляющей юностью. 17 червонцев тут же решили пустить на воздух, то есть купить в Париже оболочку воздушного шара, причём, прозрачную.
Понятно, что как только эта плёнка прибыла в Одессу, её тут же растащили на теплицы и парники. Но дата старта этого беспримерного полёта уже была назначена. Место определено — частный аэродром на Софиевской улице, 5. Конечно, зрители, прибывшие по указанному адресу, были несколько озадачены, узнав, что «частный аэродром» — это обычный двор на Софиевской, где жил некто А.С. Сафонов, страстный любитель аэронавтики и нелюбитель по всякой ерунде покидать свой диван. Короче, взлёт шара было решено произвести, как бы не отходя от означенного дивана, то есть с означенного двора. Конечно, вы вправе спросить: какого шара, его же стащили и поделили?! Жаль! Жаль, что мы так в вас ошиблись — у вас, увы, нет тяги в небо. А она всё решает. Вот и в тот знаменательный день решение пришло прямо на месте.
Утром 29 июня 1908 года порывистый ветер надувал во дворе на Софиевской фамильный пододеяльник Сафоновых, сохнувший на верёвке. Ни секунды не колеблясь, уже известный всем Ван дер Шкруф вывел на пододеяльнике гордое имя «Россия» и привязал к нему корзину, с которой тёща Сазонова ездила по субботам на «Привоз» (то есть примерно на полторы тонны продуктов). Зрители, собравшиеся во дворе, в превеликом волнении закричали: «Виват!». Тёще Сафонова, послышалось не «Виват!», а «Геволт!», и она, решив, что грабят, выглянула в окно. Увидев свой пододеяльник, уже с трудом удерживаемый бельевыми прищепками и соседями, она истошно завопила: «Грабят!».
Ван дер Шкруф, чувствуя, что полёт может вот-вот сорваться, отдал решительный приказ: «Рубить канаты! Снимать прищепки!» — отбиваясь при этом свинцовым балластом от набежавшего дворника.
Пододеяльник «Россия» гордо взмыл вверх и через полчаса совершил плавную посадку в кустах на 14-й станции Большого Фонтана.
— Опять «Россию» надули! — трубили на следующий день левые газеты.
— Опять «Россия» пролетела! — злобствовали правые издания.
Но больше всех негодовал А.С. Сафонов. Мало того, что он нашёл свой пододеяльник чёрт знает где, то есть в кустах на Фонтане, так он ещё нашёл под ним чёрт знает кого, т.е. Ван дер Шкруфа с, чёрт побери, со своей младшей дочерью.
Жаль! А ведь Сафонов мог этим только гордиться, ибо это было первое в истории авиации двойное падение! Причём дочь Сафонова пала на десять минут раньше воздушного шара, ещё в воздухе, на высоте 1200 метров. Но не все готовы к жертвам во имя прогресса. С этого дня А.С. Сафонов из рядов пылких любителей аэронавтики перешёл в ряды пламенных собирателей марок, причём, марок исключительно импортных автомобилей.
Но прогресс было не остановить — всего с 1908 по 1909 годы в Одессе был совершён 21 воздушный полёт. На аэростатах, управляемых членами Одесского аэроклуба, поднимались даже три дамы и один писатель А. Куприн. После чего дамы родили трёх здоровых мальчуганов, пухлых, как аэростат, а Куприн родил всего один тощий очерк и презрительный взгляд трёх отчаянных дам.
А в России уже готов был пробить час аэропланов, то есть час Михаила Ефимова и Сергея Уточкина — да-да, снова одесситов (ох, уж эти одесситы, не то чтобы на час, на секунду нельзя отвернуться, чтобы они что-то не совершили!). Но это совсем другая одесская легенда, которую, понимаем, дорогой читатель, тебе не терпится услышать, так ведь и нам, поверь, не терпится поведать.